Фамарь за один день прочла "Морского ястреба" Саббатини. Двести тридцать три страницы in folio. И не пожалела об этом. Потому что финальная сцена... Точнее, предфинальная (потом там ещё была сцена с девушкой, но это уже неинтересно). Фамарь не разрыдалась, но была очень близка к этому.
Я скопирую этот отрывок полностью, хорошо? Внимание: жуткий спойлер.

вас предупредили

Сэр Джон в молчании склонил голову над Лайонелом.
— Это вы, сэр Джон? — прошептал тот. — Как! Вы всё ещё здесь! Ха! — Казалось, он тихо засмеялся, но смех тут же оборвался. — Я ухожу, — пробормотал он, и голос его зазвучал твёрже, словно повинуясь последней вспышке угасающей воли: — Я… я восстановил справедливость… насколько сумел. Я сделал всё, что мог. Дай… дай мне твою руку…
И он наугад протянул правую руку.
— Я бы уже давно дал её вам, но я связан! — в бешенстве крикнул сэр Оливер.
Он собрал всю свою недюжинную силу и, одним рывком разорвав верёвки, как если бы то были обыкновенные нитки, схватил руку брата и упал на колени рядом с койкой.
— Лайонел… мальчик! — воскликнул сэр Оливер.
Казалось, всё случившееся за эти пять лет перестало существовать. Яростная, неутолимая ненависть к брату, жгучая обида, иссушающая душу жажда мести в одно мгновение бесследно исчезли, умерли, были похоронены и преданы забвению. Более того, их будто никогда и не было, и Лайонел вновь стал для него нежно любимым младшим братом, которого он баловал, оберегал, защищал от опасностей, а когда пришёл час — пожертвовал для него своим добрым именем, любимой девушкой и самой жизнью.
— Лайонел, мальчик! — только и мог сказать сэр Оливер. — Бедный мой! Ты не устоял перед искушением. Оно было слишком велико для тебя.
Сэр Оливер наклонился, поднял свесившуюся с кровати левую руку брата и вместе с правой сжал её в ладонях.
Сквозь окно на лицо умирающего упал солнечный луч. Но сияние, которым теперь светилось это лицо, исходило из другого — внутреннего — источника. Лайонел слабо пожал руку брата.
— Оливер! Оливер! — прошептал он. — Тебе нет равных! Я всегда знал, что ты настолько же благороден, насколько я ничтожен и низок. Достаточно ли я сказал, чтобы снять с тебя обвинения? Скажите же, что теперь ему ничто не угрожает! — обратился он ко всем собравшимся. — Что никакая…
— Сэру Оливеру ничто не угрожает, — твёрдо сказал лорд Генри. — Даю вам слово.
— Хорошо. Пусть прошлое останется в прошлом. А будущее в ваших руках, Оливер. Да благословит его Господь.
Он на секунду потерял сознание, но снова пришёл в себя.
— Как много я проплыл прошлой ночью! Так далеко я никогда не плавал. От Пенарроу до мыса Трефузис немалый путь. Это прекрасно. Но вы были со мной, Нол. Если бы у меня не хватило сил, вы бы поддержали меня. Я до сих пор не согрелся, ведь было так холодно… холодно…
Лайонел вздрогнул и затих.
Сэр Джон осторожно положил его на подушки. Розамунда опустилась на колени и закрыла лицо руками. Оливер по-прежнему стоял на коленях, крепко сжимая холодеющие руки брата.

По здравому размышлению, прихожу к заключению, что Лал всё-таки сволочь. Что, конечно, не отменяет моего восторга перед этой сценой.
И ещё - просто небольшой фрагмент диалога из той же книги. ИМХО, лучшая цитата о вере:

развернуть

"— Ох, — жалобно простонал мастер Ли, — как бы я хотел верить в Бога!
— Ваше неверие так же не способно уничтожить его, как вера — создать, — заметил сэр Оливер. — Но коль скоро вы впали в такое настроение, может быть, вам стоило бы помолиться?"

@музыка: Палатка в облаках

@настроение: я так давно родился...

@темы: книжки

---

Фамарь вылезла из глубочайшего душевного кризиса. Уже давно. И теперь пишет сказку. Уже давно. А сказка что-то всё не пишется.
Фамарь учится смотреть на жизнь веселее и шутить над собой. Иногда получается.

"И хочется однажды разгуляться,
разговориться, выговорить правду,
Послать хандру - к туману, к бесу, к ляду,
Взять за руку кого-нибудь: "Будь ласков, -
сказать ему, - нам по пути с тобой".

Это Мандельштам.

Хотела тут ещё вставить песенку, которую я люблю НЕ за то, что она про дружбу. Но надо сначала разобраться, как звук вставляется, а времени нет. Так что вот - ссылка: www.audiopoisk.com/track/aleksandr-dulov/mp3/ob... Но если не любите авторскую песню и бардов - лучше туда не ходить.

"Быть может, если будем живы,
мы вспомним как-нибудь потом,
как вызывающе красивы
мы были в дружестве своём!"

@настроение: Ура или не ура, вот в чём вопрос.

@темы: лытдыбр

---

Просто так

Моя рука обречена беспомощно метаться над бумагой, не в силах достичь ни мастерства, ни лёгкости и изяществ линий. Может быть, это и к лучшему.

О чём рассказать? О том ли, что жизнь одного человека слишком коротка? Наверное, логичнее было бы прожить её с кем-то вдвоём.

Но я прячу лицо в ладонях, я прячусь от мира, мне никто не нужен.

Небо опять было серебрянным. Два солдата - юноша и девушка - одинаково запрокинули головы и смотрели в чужое небо. Первые капли дождя.

Друг мой, просто поверь: мы бессмертны. Смерти нет. Мы не вернёмся с войны, но, если ты будешь верить - в последний миг своей жизни увидишь белую лестницу.

- Лучше уж белую реку, и жёлтую лодку. Или, может быть, зелёную палатку...

- Пусть будет по-твоему.

А утром трава стала голубой от инея, и Каме было чертовски холодно. Кама на четверньках выбралась из палатки, встала, изо всех сил выпрямила плечи, посмотрела вверх.

Боги, боги, куда же я иду. Зачем я туда иду?

У Камы коротко подстриженные волосы, чуть тронутые сединой, хотя ей нет ещё и тридцати. У многих на той войне голова засеребрилась раньше времени. Какая разница? Снявши голову, по волосам не плачут - есть такая пословица в одной северной стране.

Небо над степью всю ночь горело ледяными искрами.

Машинально сунув руки в карманы куртки, Кама левой рукой нащупывает что-то небольшое и слегка пушистое. Вытаскивает, подносит к глазам - и не может сдержать улыбки - трещинки на губах сразу начинают болеть.

Это фигурка маленького зверька с белым, чуть голубоватым мехом. Шкурка со временем посерела и облезла, но ещё хранила остатки пушистости.

Фигурку песца Каме подарила когда-то девушка с лицом, покрытым шрамами, и с улыбкой - такой искренней и весёлой, будто солнечный свет ослепительной бледно-золотой полоской проступил между облаков. А от её смеха растаял бы иней на траве.

Нож за поясом, на плечах - рюкзак, впереди - степь. Песец - в кармане.

@настроение: Сестра моя, я не вернусь теперь с войны (с)

@темы: случайные образы

---

О полётах

Я продиралась сквозь заросли непонятно чего - крапива, полынь, ещё какие-то жёсткие высокие травы, кто их разберёт... Мёртвые, мокрые - осень, проклятая осень. Руки уже исцарапаны, опять, и рубашка порвана. А я всё шла, упорно проталкиваясь вперёд, и травы поддавались, трещали, их жёсткие стебли ломались.

Я не чувствовала ни холода, ни боли от царапин. Я могла думать только об одном - о том, что надо идти вперёд.

Заросли кончились, я вывалилась на открытое место - там был ручей с желтоватыми глинистыми берегами. Я остановилась, согнулась пополам, с трудом переводя дыхание.

Нельзя так волноваться. Нельзя поддаваться эмоциям.

Накрапывал мелкий дождик. Старые рябины, уже потерявшие все листья, стояли - мокрые и скрюченные, алые гроздья ягод блестели, как бусы.

Перед глазами засверкали огоньки. Всё. Можно уже никуда не торопиться.

Я подняла взгляд к тускнеющему небу. Там кто-то летел, взмахивая большими золотистыми крыльями. Человек? Летающий. Всё, приехали.

Стенки тоннеля были глинистыми и желтоватыми. Я выбралась наружу по деревянным брускам и оказалась среди кустов смородины - их листья почернели и скукожились.

Узкой тропинкой между кустов - на картофельное поле, пустое, широкое.

Хрустально-ледяным солнечным днём мы работали в поле, копали картошку. Старик, что работал рядом со мной, выбивался из сил, но держался, копал, складывал холодные грязные картофелины в мешок. Это было давно, очень давно. А может быть, недавно.

Аккуратно свернув и положив к стене спальный мешок, я спустилась по лестнице вниз. Старик ждал меня в холле, большом и светлом. Я подошла к нему, он качнулся мне навстречу. Мы обнялись.

- Мы умрём, да?

- Конечно. Однажды мы все умрём.

- Но до этого... Успеем ли мы хоть что-нибудь?

- Конечно, успеем. Накопаем несколько центнеров картошки для хозяев.

- Я не о том...

- Я знаю, что ты не о том. Но - что делать? Мы ведь с тобой - знаешь, кто? Мы пчёлки. Собираем мёд, всю жизнь собираем мёд. Бесполые, преданные своей королеве, которая любит один раз в жизни, а потом всю жизнь рожает. И, если кому-то из нас дано совершить героический поступок - ужалить врага, напавшего на родной, ..., улей, то это последнее, что он совершает. Потому что жало-то - одно...

- А что будет, если дойти до конца коридора?

- Проверь, если жить надоело.

Там был космический корабль. Честное слово, был. Настоящий.

А потом я выглянула в окно и увидела людей. Летающих. Понимаешь, это было окно в будущее. В будущем все летают. И мы с тобой будем летать. Понимаешь, для того, чтобы полететь, надо любить. Очень сильно. Чем сильнее любишь, тем выше летаешь. Мы полетим!

- Дурочка. Пчёлы не любят.

- Но пчёлы летают! И они золотые... И пушистые! От них пахнет летом и мёдом.

Соты. Старые, подгнившие. От них пахнет смертью.

- Видишь? Мы все умрём.

Но там было поле, всё в цветах...

- Прерия. Там была прерия.

- А разница? Да ты послушай! Ну и что, что сейчас осень? Мы будем жить, мы будем летать!

- Живи, солнышко. Лети.

- Подожди! Я помню. Я помню нас! В том времени мы были мальчиком и девочкой, и мы летали над лугом, заросшим цветами... Подожди, подожди, я всё поняла! Ты из будущего, да? Ты прилетел из будущего! Я тебя помню, мы играли в детстве. А потом ты вырос, состарился, и зачем-то вернулся сюда. Зачем? Здесь страшно, здесь нет будущего, здесь один путь - во тьму...

- Думай о хорошем, солнышко. У тебя это хорошо получается, лучше, чем у меня.

О хорошем... Что здесь хорошего? Разве что - тайны. Здесь столько леса, и столько кустов, и столько выскоих трав, здесь лабиринты узких тропинок, и можно идти, идти, можно свернуть с тропинки и продираться сквозь чащу. Можно разгадывать загадки, что-то искать, что-то находить. Главное, чтобы рядом был кто-то, кто, как и я, молод и наивен, и хочет разгадать все загадки, и мечатет научиться летать.

- Понимаешь, солнышко? Теперь - понимаешь?

Нет, не понимаю. Не хочу понимать.

Я стою на коленях среди зарослей высоких мёртвых трав, и смотрю в небо, а в небе летает-кружится сумасшедший паренёк - это не он ли тогда, пятнадцать лет назад, играл неразорвашимся снарядом, как мячиком? Это не он ли стоял на сцене и выл, изображая волка? Это не он ли сидел на больничной кровати, в белой рубашке, раскачиваясь из стороны в сторону? А теперь он летит. Только бы не упал.

И мы однажды полетим над прерией. Верь мне, пожалуйста. Верь мне.

@настроение: ...и тогда Сальери заплакал и умер в начале 19 века

@темы: случайные образы

---

- Фамарь, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. Если ты напишешь фанфик...

- Я НИКОГДА не напишу фанфик.

- Что ты сразу за "капслок" хватаешься? Дай договорить. Если бы ты написала фанфик по "Звёздному пути", причём такой фанфик, чтобы он был полностью твой, чтобы он выражал тебя...

- В смысле?

- Чтобы в нём отразилось всё, что для тебя по-настоящему важно, чтобы он рассказывал о тебе больше, чем любая твоя запись в дневнике - о чём был бы этот фанфик? Каким бы он был, Фамарь?

- Хм... Дай подумать.

Первое слово - "дружба". Разумеется, дружба, а как же иначе? Если сердце моё живёт жаждой не любви - а дружбы, крепкой, сильной, настоящей - про что ещё может быть мой фанфик? Второе слово - это, конечно, "звёзды". Тысячи их над головой, тысячи их вокруг, триллионы триллионов их во вселенной. Но что-то закрывает их от меня, я забываю их, не слышу их пение... Третье слово - "музыка". Какая именно? Подожди-ка... Я вижу старого музыканта. Старого слепого музыканта. "О том, что снег и лёд над песнями не властны слепой певец поёт..." Четвёртое слово - снег. Холодно, холодно, бескрайняя ледяная равнина, нет - заснеженные сопки. По колено в снегу, по пояс, и нет уже сил идти, нет сил...

А ещё там должно быть про осенние листья. Здесь зима, а в другой части планеты - ещё осень, и жёлтые листья летят. "И снова, как в детстве далёком плывёт жёлтая лодка, падают жёлтые листья..." Конечно, должно быть про реку. Про долгое-долгое путешествие в лодке по реке, и шорох камышей, и скрип вёсел. И про детство, обязательно нужно что-то про детство. Про то, как мальчик и девочка стояли возле мусорного ящика, и мальчик осторожно водил смычком по скрипке, а девочка играла на флейте, и мелодия лилась в небо.

И про войну. Про то, как страшна война, сколько там бывает голода, холода, боли. Про гул самолётов, грохот взрывов, про бомбоубежище, где сбились старики и дети, они смотрят вверх, вслушиваются, а потом одна женщина начинает тихонько рассказывать ребёнку сказку - что-то про зайцев, какая у зайчиков мягкая шёрстка, как они скачут по лесу...

Лес, там обязательно должен быть лес. Огромный, чтобы идти по нему долго-долго. И костёр в лесу, и чтобы дым поднимался к звёздам.

И пещера. Там должна быть пещера, обязательно. А лучше - целое подземелье, лабиринт загадочных коридоров. В подземелье хорошо прятаться от врагов, если оно большое. Катакомбы.

Подполье. Революция. Да, там должно быть - про революцию? Про бессмысленный и беспощадный бунт одних, и про тихую, молчаливую, упорную борьбу других. Юноши с горящими глазами, лучезарные придурки, мечтатели с пистолетами, юные суровые девы с ножиками в карманах. И про то, как это всё больно и страшно, потому что власть - и вправду жестока. Власть не щадит лучезарных придурков, покрасовался в длинном плаще на фоне заката - и давай-ка в тюрьму, где грязный подвал, и вонючие тряпки, где тебя очень быстро сломают, и ты выдашь всех своих друзей - а может быть, и не выдашь, результат один: железный, битком набитый вагон, где пар от дыхания заполняет воздух, стук колёс, станция за много тысяч километров от родного города, колючая проволока, сапоги охранника, снег.

"Жить - это больно". Больнее всего - видеть несправедливость. Когда то-то виновен без вины, когда кого-то бьют и гонят, пинают, швыряют на снег или втаптывают в грязь - без всякой вины, лишь за то, что он другой. Даже если почти не бьют, а просто - гонят, отвергают, считают хуже других. Или когда кого-то жестоко мучают, когда наказание несоизмеримо с виной, слишком жестоко, слишком ужасно. Тогда у тебя крепнет чувство, что ты живёшь не в той вселенной, не в том времени.

Обязательно, обязательно нужно немного мистики, про параллельные вселенные, путешествия во времени, про двойников. И про пустые города.

А ещё нужны полёты. Не знаю уж, как лучше сделать: чтобы кто-то из героев вдруг обрёл фантастическую способность летать без каких-либо приспособлений, или чтобы им пришлось из подручных материалов построить маленький летательный аппарат, вроде старинного самолётика, и лететь, лететь по бескрайнему синему небу, прочь от беды, от зла.

И - внезапно - про животных. Чтобы там обязательно были какие-нибудь звери, волки, кошки, барсы - неважно, чтобы они оказались вдруг разумными и сначала отнеслись к героям недоверчиво, но потом чтобы помогли им.

Хорошо бы ещё как-то вместить сюда море, и пустыню, и бескрайний луг, нагретый жарким летним солнцем. И маленький дом на заросшем цветами берегу ручья. И холодное синее озеро в горах.

Дом, обязательно нужен дом. И вечер, глубокий вечер, высокая трава до самого окна, мёртвая, почерневшая - потому что осень. Мокрая. И кто-то стоит в траве всё и не решается постучать в окно.

И смерть. Надо, чтобы было что-то про смерть. Дождь над кладбищем, скользкая глина под ногами, заросшая могила.

Ещё про нестерпимую боль и нестерпимую быль. Про то, как сломленный войной человек не может найти своё место в этом мире, и дом для него - не приют. Про то, как след катастрофы тянется на много лет вперёд, до третьего, до четвёртого поколения. И сжимаешься в комок, и пытаешься замкнуться в себе, или наоборот - выпрямиться, что-то сделать, что-то изменить, но не можешь, потому что душа твоя слишком слаба, потому что твой дом - не дом. Боль, бессилие, разочарование. И - надежда на то, что ты всё-таки справишься, вырвешься, поднимешься над собой. И будет светлая дорога, вдаль уходящая, и высоко звёзды будут тихонько переговариваться друг с другом. Будет трудно, больно, страшно - но ты не остановишься, ты будешь идти вперёд. "Ведь ты - дитя Вселенной, не меньше, чем деревья и звёзды..." У тебя тоже есть своё предназначение, и ты его найдёшь, и выполнишь.

Нет, всего, что хотелось бы - не вместить.

Но главное, самое главное - там должна быть правда. Тяжёлая, слёзная правда, с ней совсем непросто, но надо её искать, надо добывать её, промывать тонны пустой породы, чтобы найти хоть несколько её крупинок. И однажды, когда всё остальное кончится, умрёт - она засияет ярче звёзд.

И загорится костёр между выскоих деревьев, и загорится широкая полоса Млечного пути над головой. Мы будем смеяться, шутить - как же без этого? И звёзды будут тихонько смеяться вместе с нами.

- Это всё один фанфик?

- Ну, надо было выразить себя, рассказать о главном, вот я и постаралась.

- Хм... А главных героев из "Звёздного пути" возьмёшь, так?

- Я уже сказала: я никогда не напишу фанфик.

- А это всё... Оно что же, так зря и пропадёт?

- Почему? Оно здесь, со мной. В моём сердце, в голове. Всегда, каждый день.

- Тебе бы роман написать....

- Возможно. Всё возможно.

@настроение: Остапа понесло

---

Опять накопилось - опять надо выплёскивать. Блин. У меня ведь есть обычный, бумажный дневник, который я никому не показываю, но я в нём такие вещи не пишу, стесняюсь. А тут, в открытом доступе - можно, запросто. Логика, ты где? Немного успокаивает мысль, что меня всё равно никто не читает.

Я сегодня стояла на берегу, смотрела на светлое-светлое небо, на отражения мокрых осенних деревьев, а ветер шуршал жёлтыми листьями, и утки плескались в лесном пруду. Над бездной, люди, я сегодня стояла над бездной. Мне было страшно и одиноко, и я повторяла снова и снова: "Знаю, что ничего не знаю". Мир огромен и непостижим, огромен и непостижим, и поэтому...

Лес? Да, снова лес, но какой-то редкий, словно его наполовину вырубили, и некуда спрятаться. И реки стали слишком мелкими, не нырнуть, не уплыть, не уйти. И самолёты, самолёты гудят, значит - это опять война.

"Тише, тише..."

Лицо - ласковое, обрамлённое белым платком. Я в госпитале, я брежу, я умираю.

Чья-то рука держит мою руку, горячая такая рука, и мне больше не страшно.

Сон? Да, это сон.

Господи, как же хочется, чтобы кто-то взял за руку и не выпускал. Или чтобы кто-то положил руку на плечо. Хочется простых прикосновений, не жарких объятий и поцелуев - именно прикосновений, ладонь - в ладонь, плечо - к плечу. Больше ничего не нужно, правда.

Мне тепло рядом с вами, понимаете? Позвольте мне быть рядом и ни о чём не говорить. Мне трудно говорить, мне осень разъела горло, мой язык онемел, мне легче молчать. Просто быть рядом, слушать ваши слова, смотреть на лица, на руки, следить за вашими движениями, чувствовать это тепло. Мне хорошо с вами, мне радостно с вами, не прогоняйте меня. Позвольте просто быть рядом и молчать. Не думайте, что я не могу и не хочу отдавать что-то взамен - я всё сделаю для вас, поверьте, я жизнь отдам, если понадобится. Я всё отдам за это тепло, за ваше тепло. Позвольте быть рядом и молчать.

Вдох-выдох, всё хорошо. Это бездна, это обрыв, дальше уже ничего нет, совсем ничего. И меня там тоже нет. Я боюсь времени, я мучительно боюсь времени. В голове молоточком стучит: "Мне уже двадцать, мне уже двадцать!" Это страшно, страшно. Солько ни твердишь себе: отличный возраст, у тебя всё ещё впереди, и скажи спасибо, что хоть до двадцати дожила - всё равно страшно, страшно, и смерть с каждым шагом всё ближе. Я боюсь не смерти - я боюсь того момента перед смертью, когда оглянусь назад и пойму, что всё было напрасно.

Другие идут вперёд, рисуют, пишут стихи, поют песни, а я стою на дороге, грязной, размытой, и лужи блестят сквозь туман, и звёзды молчат, затянутые багрово-жёлтой мглой, и я не могу сдвинуться с места. А город смотрит в глаза, у него страшные глаза. Да, это снова сон, и я снова проснусь в слезах.

А ребёнок во мне - робкий, отрешённый, мечтательный - снова шепчет: "Вот бы постранствовать по лесам!" И я воодушевляюсь: да, да, надо побродить по осеннему лесу, и не час, не два, а хотя бы несколько дней, потом и умереть можно. Ничего с собой не возьму, даже спичек - зачем мне огонь, он только привлечёт незванных гостей, а мне никто сейчас не нужен. Спать не буду - зачем? Буду смотреть в небо и ждать, когда же в разрыве между облаками проглянет хотя бы одна, самая тусклая звёздочка.

Под дождём и снегом - как же рано в этом году начал падать снег - вдоль ручьёв, по листьям, по скользкой грязи, по болотам и трясинам, дальше и дальше. Промочить ноги, замёрзнуть, проголодаться, устать до полусмерти, но идти, идти...

Мир - таинственное место, и хочется долго-долго бродить по нему, исследовать его, искать - непонятно, что.

...А по жизни я - сталкер. Хожу по всяким непонятным местам, ищу что-то - ключи от счастья? Мечтаю, что однажды кто-нибудь пойдёт за мной, и я буду бродить не просто так - буду помогать другим людям, буду вести их через эту таинственную Зону, чтобы они могли что-то понять для себя, перешагнуть какой-то рубеж. Но это - потом, сейчас я сама пытаюсь переползти через свой рубеж, и мне так плохо, так страшно - кто бы руку протянул, кто бы помог... Нет, не надо, я справлюсь, перейду.

Может быть. Может быть. Нет, не могу. Давно мне не было так плохо, ребята.

Это бездна. Дальше идти некуда. Это обрыв. Молюсь только: "Господи, что бы ни случилось, не отпускай меня". Деревья отражаются в пруду, и утка, стремительно опускаясь на воду, бороздит лапками поверхность пруда, а другая утка вскидывает голову и трясёт крыльями так, что брызги летят во все стороны. Небо - светлое-светлое, и я шепчу: "Знаю, что ничего не знаю". Мир бесконечно сложен, бесконечно разноообразен, мне его не постичь. Это бездна. Это обрыв.

"Просто иди вперёд".

@настроение: Какой печаль мне ковыряет грудь?(с)

@темы: колокольчики головного мозга

---

Маша выходит из кухни с тарелкой в руках, через тускло освещённую прихожую идёт в кабинет. Долго смотрит на экран компьютера - на нём движутся звёзды. Просто заставка, но кажется, что летишь в космосе.

Так суждено, так надо.

Маша стоя зачёрпывает ложкой десерт - шоколадные шарики с молоком, смешная детская еда. Но это вкусно. Отворачивается от монитора и смотрит в зеркало - пыльное зеркало в деревянной раме стоит на столе, его наполовину загораживает огромная стопка бумаг и книг.

У девушки растрёпанные волосы, плоский взгляд - словно подёрнутый пеленой. На ней фиолетовая рваная рубашка и длинные мятые коричневые брюки. Маша стоит на холодном, давно не метёном полу - босиком.

Ты не идёшь к смерти, тебя к ней тащит.

Квартира похожа на заколдованное царство. Всё завалено непонятным хламом. На стене над кроватью - портрет, на портрете - остроухий инопланетянин, который никогда сюда не прилетит. За окнами - фантастические пейзажи: то удивительный город с невероятно высокими домами, с машинами, которые будто приехали прямо из будущего, то - сказочный лес, там сейчас осень, дождь, и всё горит мокрым золотым пламенем. Разумеется, это всё не настоящее.

Кто бы думать посмел, что всё закончится так...

Маша ставит в раковину тарелку, снимает равную рваную фиолетовуя рубашку, надевает чистую белую футболку с надписью "невыносимая лёгкость бытия". Натягивает носки и кроссовки, закидывает за спину небольшой рюкзачок. Бросает взгляд на фотографию, что стоит на полке, за стеклом: старик с длинной белоснежной бородой, с белыми волосами, перехваченными шнурком, сквозь большие очки внимательно смотрят голубые глаза, и мягкая улыбка, кажется, вот- вот проступит на лице. Этот человек мог бы, наверное, дать хороший совет, если бы был жив.

Жить - это больно.

Она открывает дверь. Да, в этой заколдованной квартире есть дверь, и ничто не мешает выйти.

За дверью - коридор, он уходит в бесконечность. Шаг, ещё один шаг, чуть быстрее... Просто идти. Просто идти вперёд.

В какой-то момент Маша остановится, сядет у стены, прикроет глаза. Вытащит из рюкзака заветную бутылочку. У жидкости в бутылочке - каждый раз другой цвет и другой вкус, но это неважно. Маша тяжело вздохнёт и сделает глоток.

Идти по коридору можно сколь угодно долго и быстро. А вернуться обратно - одна секунда, один глоток жидкости, то приторно-сладкой, то солоноватой, то кислой и прохладной. Один глоток. Остановиться уже не сможешь.

И взгляд из зеркала - отстранённый, почти бессмысленный. И уже не так хочется знать, что же там - в конце коридора. Может быть, там ничего и нет, хотя Маша знает - неправда, есть, но что - неизвестно.

Да, я боюсь.

Иногда Маше кажется, что одно-единственное слово могло бы её освободить. Например, слово "вереск". Или - "миры". Или - "шапка", а почему бы и нет? Это может быть любое слово, но как найти нужное?

Бывает, кажется: вот он, ответ, вот оно, то самое слово, ура, наконец-то, свобода! И Маша вскидывает руки к потолку, и смеётся радостно, освобождённо, и бежит, босиком, без рюкзака, по бесконечному коридору... Но всё проходит, и снова - та же знакомая квартира, тот же старый пыльный хлам.

Я не сдамся. Я буду сражаться.

.....................................

Я чуть не забыла в очередной раз признаться в любви. Люди, я люблю вас, и никогда не устану это повторять.

---

Как вдруг - мимо воли, мимо желаний... !!!

Эмоции? Какие, нафиг, эмоции? Это восторг исследователя, он ни к каким эмоциям отношения не имеетт.

Звёзды, я вижу звёзды! Остальное - неважно, абсолютно неважно. Оттолкнуться головой от подушки - на старт, внимание, взлетаем! Плечом и локтем - о дверь, с разбега, вырваться из пустой комнаты с чёрно-белыми стенами, а за дверью - небо.

...Я быстро шагал по улице, полной чистого утреннего света. Вдыхал весенний воздух (в голове мелькнуло воспоминание о годах в тюрьме - как судорожно я дышал, когда наконец вышел, прошлой весной, боги, как сладко было дышать), смотрел, привычно щурясь, на тонкие золотистые облака.

По лестнице вниз - вот и знакомый подвальчик, загадочный механизм в углу - машина времени и пространства, Павел опять возится с настройками.

- Сегодня?

- Да, сегодня.

Подходит Джон, вытирая белоснежной салфеткой испачканные в машинном масле руки.

- Пора?

- Минутку...

Только бы Нинка в последний момент не прибежала, всё ведь испортит, будет требовать, чтобы её взяли с собой, ещё истерику закатит, чего доброго.

Павел со стуком захлопнул крышку, завинтил, откинул подальше кожух, встал на белую площадку. Кивнул мне.

Я встал рядом. Джон смотрел на нас, как всегда, большими глазами, с непонятным выражением на лице.

- Давай, парень. - кивнул ему я. - Поехали.

Он стал нажимать кнопки и рычажки на панели. А ведь если в наше отсутствие что-то с ним случится, мельнуло в голове, возвращать нас будет некому, но это неважно, ничего уже неважно после всего, что было, и хорошо, на самом деле, если мы не вернёмся, Джон и Нинка останутся здесь, это их мир, только бы ничего плохого не случилось - Нинка вечно твердит, что завтра или пожар, или потоп, или Война, а Криста смотрит странно, Криста... Хорошо, что она сейчас в своей библиотеке, а то смотрела бы на нас огромными печальными глазами и притворялась бы, что ей не грустно, я знаю, она не любит этот мир, но никогда, никогда его не покинет - разве что кто-нибудь прикажет, но это вряд ли. Дай тебе Небо, Криста, найти свой путь, впрочем, что я говорю - ты уже нашла и путь свой, и дом свой, пусть в доме твоём вечно живёт Счастье, а Джон и Нинка... Пусть у них всё будет хорошо, пусть всё будет хорошо, Господи, пожалуйста...

Звёзды? Звёзды...

Павел смотрит спокойно и отрешённо, чуть прищурившись сквозь очки. А звёзды смотрят на него, на жёсткое, словно из камня вырезанное лицо, на серо-седые волосы до плеч.

Позади - война, тюрьма, плен, унижение, боль. Впереди - неизвестно что.

- Как ты думаешь, нужно ли возвращаться в наш мир?

Никто не даст ответа на этот вопрос, я хотел о весёлом, получилось - о грустном, и звёзды печальны, потому что невозможно забыть то, что было, а кто-то стоит по колено в мокрой траве и смотрит на звёзды, потом оглядывается на нас:

- Мой сын... Вы не видели моего сына?

- Подождите... Вашего сына зовут Джон?

Мы понимаем друг друга с полуслова, не нужно ничего объяснять, то ли это телепатия, то ли закон другого мира.

- У него всё хорошо.

- Слава Богу.

И мы идём втроём, по колено в мокрой траве, под звёздами. Я-то думал, что вернусь назад, туда, где с рёвом взлетает космический корабль, где есть надежда на будущее, где впереди - тысячи неисследованных миров и загадочных чужих культур, а позади - родная планета, милый дом. Но оказался почему-то на этой равнине, и Павел идёт молча, глядя под ноги, и поле впереди кончается, начинается пустыня.

Неважно, главное - идти.

...Нинка врывается в подвал.

- Как, без меня? Опять?! Джон, почему ты не позвонил!? Я же просила!

Юноша поворачивается к ней, чтобы что-то сказать, а на улице гремит выстрел, и нарастает гул самолётов.

...............................................

Люди, я люблю вас. Пусть у вас всё будет хорошо.

---

Когда беспощадно накатывают усталость и слабость - их надо просто обмануть. Что такое лень? Это естественное стремление организма сохранить энергию. Тело сопротивляется быстрым, резким движениям. Значит, надо просто двигаться очень медленно, тогда оно сопротивляться не будет. Но именно двигаться, а не валяться без дела. Медленно и осторожно опустить ноги на пол, плавным движением встать, неторопливо подойти к письменному столу... Это не сложно.
Когда я состарюсь - я всегда буду двигаться так. И всегда буду ходить по дому в куртке, спасибо ещё, если в лёгкой, как сейчас.
Я не знаю, как умру, но, скорее всего, это будет что-то медленное и поганое.
...Запрокинуть голову и смотреть в небо... Просто смотреть в небо.
С каждым годом всё реже и реже будут меня посещать приступы весёлой энергичности, когда хочется бегать, прыгать и плясать, чтобы стряхнуть лишнюю энергию. Всё реже и реже, пока не сойдут на нет. А потом исчезнет память, и я перестану узнавать лица.
Я никогда не боялась безумия - просто ждала его. Вот сейчас, через минуту - обрыв, всё кончится, я начну метаться и хохотать, или говорить ерунду, или уйду в себя и никогда больше не вернусь. А может быть, я уже сошла с ума, но не замечаю этого.
Вот смерти я боялась. Смерть представлялась мне белой искрой, движущейся в пространстве. Она всё ближе, ближе... белая точка на стекле. Отражение лампочки? Нет, это смерть. Она подлетит совсем близко, влетит в меня - и всё кончится. А звук у смерти - как комариный писк, звон в ушах. Потом я узнала, что этот звон - от того, что повышается или понижается давление в кровеносных сосудах, но тогда мне казалось - это голос смерти.
Теперь я её не боюсь.
Колокольчик звенит, звенит, и всё не умолкает.
........................................
Люди, я буду любить вас, пока не сдохну.

---

Вот так. Глубокой ночью, почти в полусне, чтобы лёгкая безуминка была, никуда мне от моего безумия не уйти, особенно ночью. Звёзды - как бубенчки, жаль, я их что-то не вижу. Это город и облака, проклятая осень, милая осень.
Я просто не знала, что делать со всем этими бубенцами в своей голове, с этой проклятой неумолчной музыкой, с этим узором полубессмысленных образов и слов. Дай, думаю, дневник себе заведу. Не бумажный, а электронный, и в открытом доступе, чтобы могли читать все, кроме тех, кто меня уже знает. Я не хочу, чтобы те, кто видят моё лицо, знали о моих колокольчиках головного мозга. А прятать от всего мира - ещё хуже, потому что этого всего слишком много, в себе не удержишь, выплеснешь раздражением, нелогичными поступками, безумие, безумие... Я не боюсь сумасшествия, но я знаю, что оно всегда где-то рядом, оно идёт за мной, как смерть за одиноким путником.
Помоги мне, дневник. Прими в себя моё сумасшествие.
То, что я собираюсь писать здесь - можно читать, но лучше не надо. Собственно говоря, мне всё равно. Главное - чтобы свои не прочитали, а чужие... мне всё равно.
Колокольчик, колокольчик...
"Почему мне так плохо?"
"Недосыпание, усталость, чувство вины, безнадёжность...
"Всё-всё, достаточно".
(прошло три часа)
"Опаньки! А почему мне вдруг так хорошо? Я наконец-то схожу с ума?"
"Нет, просто вечер настал. Можно отдохнуть. МОЖНО, я говорю".
Этот разговор был вчера. То есть, уже позавчера.
А вчерашний день был потрачен зря, ушёл, как в чёрную дыру, и ничего не осталось. Зато - ни усталости, ни безнадёжности. И мне не хорошо и не плохо, мне - вообще никак. Абсолютно. (И это, наверное, хорошо?) Аккуратный квадратик в тетрадке, закрашенный ровным серым цветом. То есть синим, потому что ручка была синяя, но на самом деле это серый. Не чёрный и не белый.
........................
Люди, спасибо, что прочли этот бред. Я люблю вас.